Взгляд из Москвы

[RFP]

Supervacuum dicere, cum surdum (лат.)

Elk, оставь старика ЮН с его рифмами наедине.
))

[Юрий Николаевич]

В силу каких-то жизненных обстоятельств, ну не попадал я никак на свою историческую Родину. Лежала она где-то за далёким восточным горизонтом, курила свою Усть-Каменогорскую трубку; заливала место моего появления на свет рукотворным морем; убивала долину девятого пикета в приснопамятной Белоусовке зловредным концентратом; высверливала сопки, как под пломбу в больном зубе, в любимой Верхне-Берёзовке; а я, вдалеке от всего этого великолепия, как-то влачил своё существование, предпочитая расширять свои горизонты чужими, заманчивыми, но не моими странами. А здесь – как кто сглазил. Видимо возраст даёт о себе знать, и вирус Восточного Казахстана начал проявляться всё решительнее. Ностальгия – вот моё чувство последних лет: плаваю в морях-океанах, вспоминаю Иртыш. Хожу на лыжах, вижу себя на алтайских сопках; ох, и здорово же там было хождение на лыжах! Общаюсь с гималайскими аборигенами, а вижу своих алтайских земляков (как они там в своей казахстанской действительности). По всем жизненным раскладам делюсь с женой, и она поставила диагноз: Тюбетеечный патриотизм.
Какое-то время этому зову сердца я мог сопротивляться, но потом всё, баста, фенита ля комедиа, или вернее всего шабаш, я еду туда, где я быть обязан, и если моё эго в тех краях не объявится, то я буду не я, и перестану себя уважать, и, в конце концов, нужно быть благодарным, и хотя бы после вечности расставанья хоть на секунду взглянуть на место, откуда есть-пошёл русский человек Юрий Николаевич Стрелков. Моя двоюродная сестрёнка Лариса встретила причитаниями: «Да посиди немного, оглядись», но я болею нетерпением, меня тянут, как алкоголика утренний шкалик, улицы моего детства, моей жизни, моего Усть-Каменогорска.
Из села, в котором родился, мы переехали, когда мне было три года. Конечно, доходили слухи, что его уже нет, что добраться туда очень проблематично, но зов Родины сильнее самых убедительных доводов. На автовокзале беру билет до самой последней от моей цели заставы, куда может доходить автобус – Первомайки. Моё верченье (чтобы полнее насладиться знакомыми с детства видами) в автобусе не остаётся без внимания. Делюсь с соседями планами попадания на Родину, и, вот уже каждый советует как попасть в казахстанскую Атлантиду – мой Уба-Форпост.
Пыльная и малопримечательная площадь Первомайки, как и всё в Казахстане, кажется до боли знакомой. Оглядевшись, решил подойти к старому доброму Фольксвагену, в котором сидел мужчина, моих, примерно, лет и, на мой взгляд, не обделённый жизненной мудростью. Представился, поздоровались. Объяснил что ищу, и куда нужно ехать. Юрий Петрович, (узнал из представления), смотрел на меня явно озадаченно: «Много здесь живу, много людей отсюда уехало. В первый раз вижу человека решившего найти то, что когда-то потерял».
Вместо долгих объяснений, этот человек пригласил меня в дом. Я бывал во многих ресторанах, но такого наваристого борща не едал нигде. Супруга моего нового друга с готовностью подключилась к моим поискам и вот уже из телефонной трубки слышен голос человека, готового отвезти меня на место, с которого увижу родные дали. Вот так всё сошлось в моей казахстанской действительности, где я снова ощутил себя гражданином своего Восточного Казахстана.
Дальнейшую цепь событий опишу в следующий раз, а сейчас всю вышенаписанную статью прошу считать тостом. Кто разделяет мои убеждения,
выпьем вместе, за нашу землю и за хороших людей!
***
У каждого человека занимающегося творчеством есть произведения концептуальные, т. е. в которых он выражает суть-идею, своё направление.
У меня есть несколько таких стихотворений, одно из них сегодня снова публикую на этой странице.

Азиат

Я москвич много лет,
Я насыщен наукой.
И, привычен, мне смог,
Мегаполис – мой брат,
Но закрою глаза
И Иртыш сладкой мукой:
Да, ведь я азиат,
Да, ведь я азиат!

И Европа меня
Не отпустит вовеки,
Здесь родные мои,
И привычный уклад.
Но лишь только опять
В темноте смежу веки
Слышу: «Ты азиат,
Слышишь, ты азиат».

И полмира в пути,
И Пальмира в кармане.
Несть числа городам.
И сам чёрт мне не брат.
Но нахлынет волна,
Обращаюсь я к маме:
«Помню, что азиат,
Знаю, что азиат».

Я Москвой прохожу
Своей жизни маршруты,
Но влечёт меня край,
Что люблю много крат,
Нет, я здесь не тужу,
Но бывают минуты–
Очень тянет назад,
Что ж, ведь я азиат.
***
Перед собой вижу картину нашего отъезда из Белоусовки. Отцу предложили должность замдиректора во вновь открывшейся школе ФЗУ на Верхне-Берёзовском руднике. Мне семь лет, а всё воспринимается так, как будто было недавно. Стояла роскошная осень. Я каким- то образом в первую волну переселения не вписался и был оставлен на три дня у соседей казахов. Бедная семья, с постоянным гомоном многочисленных ребятишек, приняла меня как своего. До сих пор помню обращённую на меня теплоту. Спасибо Вам дорогие земляки, что на всю жизнь заронили во мне добрую память.

Заслуженный казах

Ах, этот переезд с пикета да на шахту,
Отец к стеклу авто так пристально приник,
Мы сдали здесь свою безвылазную вахту,
Оставив сиротой такой родной рудник.

А я отстал чуть-чуть – заложник Белоуса,
Соседом был у нас серьёзнейший казах.
Я у него застрял, оставшись без Иисуса
И шефство надо мной на время взял Аллах.

Притирку проходя, учился чистить лошадь
И щётку примерял слегка дрожащий круп
И был обширный двор просторен словно площадь,
И ели все со мной простой молочный суп.

Был круглым общий стол, лишённый длинных ножек
И весь народ сидел на стареньких кошмах.
А хлеб горой восстал, но не хватало ложек,
Что здесь я навсегда, мальца обуял страх.

Мой выбор на столе склонился к боурсакам
Вкус теста для меня приятен до сих пор.
Украдкой я бросал те шарики собакам.
Чем вызвал среди них неимоверный спор.

А рано поутру проснулся от поклонов –
Совсем седой бабай молитвы к Богу нёс.
Вольготно я лежал на лошади попонах.
А щёки мне лизал прелестный белый пёс.

Печь изнутри цвела у длинного сарая
На ней в котле кипел вулканом бешбармак.
Земля была в тот день от дождичка сырая,
А во дворе царил жутчайший кавардак.

Но беспорядка нет в умах и душах местных,
Таким сердечным здесь мне выдался приём
В гостях я прибывал в хоромах очень тесных,
Но широту души мы сразу узнаём.

И меж скотиньих ног шныряли казачата
Вливался в этот мир за совесть, не за страх.
Спасибо вам за всё, бабаи и ребята
И я с тех пор в душе заслуженный казах.
***
Мы подступили к месяцу, на который приходится большой праздник: День Советской Армии, или по новому, День защитника Отечества. Я подготовил для людей заинтересованных большую поэму. Чтобы мои респонденты не устали, разделю её на несколько частей, которые будут опубликованы до 23 февраля.
Приглашаю всех, кому этот праздник дорог, поделиться воспоминаниями о своей службе. Я преклоняю голову перед воинами Великой Отечественной.
Может быть, кто-то из нас служил на Кубе, во Вьетнаме, входил в Венгрию или Чехословакию. Очень хочется услышать голос афганцев, может кто-то воевал в Чечне. Ребята, помогите мне наладить солдатскую почту. Может быть, на наших страницах встретятся потерявшие друг друга однополчане, думаю, для многих сегодняшних или бывших солдат (хотя солдаты бывшими не бывают) это будет интересно. Встречаемся в феврале.
Ваш Ю. Н. Стрелков.

[Юрий Николаевич]

Я в СА

Я призывался из Кобулети
Это местечко в Аджарии.
Род не Монтекки и Капулетти –
Был пролетарием,
А исполнилось девятнадцать
В службу пора впрягаться.

Всё начиналось ажиотажно –
Площадь военкоматная.
И одногодки шествуют важно,
И обстановка нештатная.
Много ребят, что спустились с гор –
Клёкот орлов их говор.

И взволновалась вся наша семья –
Мама, отец, сестрёнки
И, аж до слёз, все жалеют меня,
И разговор негромкий.
Родина призывает.
Так со всеми бывает.

И танцы прыгучие по-аджарски
Прощанье с роднёй, что милей нет на свете,
А на закуску шашлык по-карски –
Через три года встречай, Кобулети.
Ты дай на гражданке другим пожить,
Ну а тебе-то, дружок, служить.

А вот и команда, наш поезд пришёл.
Все по вагонам.
И нам обещают, что там хорошо.
Ты стал патроном.
И как в патроннике очень плотно,
Изрядно пьяно, от жара потно.
***
А живём мы в огромной стране,
А границы у нас в броне,
А броня из могучей плиты,
А плита, теперь, это ты.
***
В Тбилиси приёмник общевойсковой
И кто-то подрался, любуясь собой,
А кто-то грустит, кто-то плачет –
Народец бурлит и чудачит.

И чача не выпита, есть мандарины,
И кто-то справляет свои именины,
Куражится молодь на нарах голых,
И очень мрачно от снов тяжёлых.

Приёмник-казарма – то полная чаша,
Вот здесь и решается участь наша
У тисов осенней поры листопад,
А то, что ты в армии кто виноват?
***
Я в город Тбилиси попал не по собственной воле.
Безадресный эшелон нас оставил в чистейшем поле.
И клич: «По машинам!» И путь был довольно долог.
Зелёной колонной мы вклинились в главный город.

Там где-то приёмник, а лучшего и не надо
И я как паломник, а этот форпост засада –
Сгрузили-забыли, а мы всем кагалом парься.
Досужими были, что делать?– По плацу шарься.

Сегодня узнали: острог наш набрался полным
И станут в вагоны грузиться команды – волны.
Седой машинист в паровозе души не чая.
Чуть тронет под свист, осторожно состав качая.

Но это на завтра, сегодня весь день свободен.
Признаюсь, что ловок, раз армии я угоден
И здесь прозябать никакого не вижу толку.
Мы, с Эдькой Буркадзе, решили идти в самоволку.

Забор был высок и довольно добротно слажен.
Забор – не запор, если ты смышлён и отважен.
Вдвоём мы, к тому же, у нас любопытства голод,
Я Эдьке на спину, его подтянул, вот он город.

Жуём хачапури, так вкусно, со смаком поели.
И плавненько влились в широкий проспект Руставели,
И голуби шумно над нами крылами порхали,
И все кто здесь был, без разбора, для нас генацвале.

Потом по зелёной бутылке «Тархуна» открыли
От чувства свободы опасность совсем позабыли,
Мы будто знакомы всю жизнь, мы почти уже братья,
На гору Мтацминда решили, не медля, взобраться.

А там, наверху, знаменитый тбилисский некрополь
И силу набрал из России явившийся тополь.
Под ним, и под камнем тяжёлым, наш русский посланник.
И местной княжны муж любимый, и Бога избранник.

Погиб дипломат в Тегеране от рук моджахедов,
А он музыкант, дуэлянт, он – посол Грибоедов.
И женские слёзы на мраморе не высыхают.
И строки по камню, грузины души в нём не чают.

А мы притомились и солнце закончило бденье.
Назад повернули, и нас привело провиденье:
«Ну, что же, везёт, хорошо», про себя я отметил,
И эту отлучку почти что никто не заметил.

И вновь, глухарями на нарах, сидим мы как птицы,
А утром состав на Баку был отправлен столицей,
И в поезде гулком мне снились кавказские выси,
Княжна на Мтацминда и город грузинский Тбилиси.
***
Где едем? Несёмся по Украине
Мне нравится эта местность и ныне,
Кончилась федерация русская.
Кто там, еврей, а быть может грузин?
Добро пожаловать в карантин.
Вас принимает Каменка Бугская.

Во чистом поле стоят казармы
Вот он ваш дом, привыкайте парни,
А на зарядку бегом до стога.
Форма обычная, с голым торсом
И ничего, что уже морозы,
Плед не накинуть, не выпить грога.

И самой первой волны притирки,
И младших сержантов – отцов придирки
И подшивание воротничка,
Правка новейшей с иголочки формы,
Политзанятья, про мира реформы.
И сказки старшин, про блондина бычка.

Наш шаг строевой воплощается днями
И нудный устав поглощается нами
Ты в нём как в глубоких песках субмарина.
А время идёт, надо в войско влиться
С служебной профессией определиться,
А это значит, конец карантина.

А вот и автобус – входите смело,
Девиз армейский: «Берись за дело»,
И в тело вонзили бессчётно прививок.
Сидеть и лежать, никакой нет мочи,
Но скидок на боль не даётся впрочем–
Казённый кофе без всяких сливок.
***
Сегодня прибыли во Львов
Здесь всё мне нравится.
Культурный город, нету слов
И львами славится.
Одни сидят и добродушно улыбаются
А вот другие, что свирепо огрызаются.

Ворота ночью распахнулись
Для автобуса.
В свою я точку угодил
На шири глобуса.
Австровенгерские казармы тихо бдят
И за тобой теперь их пристальный огляд.
***
Вот вам суровые будни служебные,
Вот и побудка ещё до зари
Вот вам деньки на событья не бедные,
Вот и прутковское: «В корень ты зри».

А корешок-то, поди, дисциплина,
Рота учебная, как без неё.
Ствол – то учёба, житьё не малина,
Ну а плоды, что усвоил – твоё.

Будни той роты – сплошные уроки:
Только смекай, не ленись, изучай.
Что после класса, то тренировки,
Иль строевая – сапог поднимай.
***
А научившись чеканить шаг
И из части ещё ни шагу,
Пора уходить из сопливых салаг,
И принимать присягу.

И возглас по плацу: «Тяни носок»,
И карабин то к плечу, то к ноге,
И бесконечен той службы срок,
И не пожаловаться судьбе.

Товарищ мой горькую чашу испил –
Отметину в бровь получить успел.
Сосед на плечо карабин пустил
Но мушкой в лицо, и боец не у дел.
***
И вот он торжественный день присяги,
И вся наша часть в парадном строю,
И главный параграф армейской саги.
И я перед знаменем части стою:

Да, я гражданин Советских Республик.
Я этой присягой народу клянусь.
Служить за Отчизну, а не за рублик,
За папу Союз, да за маму Русь!»

Теперь мы на равных в солдатском братстве.
Теперь мы в ответе за Родины щит.
Я место недаром займу в этой части:
Присяга прошла – сердце чаще стучит.
***

[Юрий Николаевич]

А в казарме кровати в два яруса
И две простыни в качестве паруса,
И две круглые печки железные
В зимней стылости очень полезные.

Только лёг, тут же взвод поднимается
И портянка нещадно мотается,
Сверху спрыгнул, кого-то примял
Как медведь цирковой ты устал.

И тренаж каждый вечер без пропуска.
У сержантов сейчас нету отпуска.
Чуть поспал, объявляют тревогу.
Это значит, с оружьем в дорогу.

Ну, а я по тревоге посыльный
И удел мой не очень-то пыльный:
Вмиг, одевшись, вскочить в автобус
Поднимать офицерский корпус:

«Эй, товарищ майор, тревога!
Да, вставайте вы ради Бога.
Ведь не я виноват, что не выспались всласть
И как можно скорее пожалуйте в часть».
***
Мой первый выход к знамени части
В качестве часового.
И я с карабином: «Патроны, здрасьте»,
Камнем стою, ни слова.
И, проходящих, проводишь взглядом,
И ты в тепле, с караулкой рядом.

Время заснёт в беспрерывном стоянье,
Ну, а потом долгожданная смена.
От люменсцентности, вечной, сиянье.
Снова живой – истукану отмена.
Ну, а в ушах колокольные звоны,
Строем идёшь вынимать патроны.
***
А пост у въезда –
Аэродинамическая труба.
Зима как бездна –
Даёшь дуба.
И валенки в снежную замять –
Печать в сознанье, о службе память.
***
Нам ком. роты попался мужик колоритный –
Рост высок, он не молод, в плечах габаритный.
Если что-то не так, посвятит тебе спич.
У майора фамилия сербская – Веклич.

А сюда прибыл он прямо с острова Кубы.
Там для местных комрадо наш Веклич был другом.
Отслужил он на острове в кризис Карибский
Не страшат его нынче армейские риски.

Командир наш имеет престижную «Волгу».
Он купил её там, а в Союзе ждал долго.
Путешествие «Волги» не ближняя ветка.
Меж собой называем её кругосветка.

Хоть пол - дня на авто любоваться не лень.
По капоту несётся рогатый олень.
Прискакал он аж с Кубы порадовать нас.
По колёсам написано гордое: «ГАЗ».

О машине такой даже трудно мечтать.
Разве только кубинским инструктором стать.
Но и там уж не то, и туда не пошлют:
«Не до роскоши, парни, отслужим и тут».
***
Будем праздновать Первое мая.
И трудящиеся тихо тают
Истязая себя на работе,
Находя упоенье в заботе.

Трудовые свои достиженья.
Что похожи на самосожженье
Посвящают любимой Отчизне,
Все в мечтании о коммунизме.

И аврал как набат во вселенной,
И нарушен порядок военный.
Прибирается всё, ну а главное пол.
Он похож должен быть на ухоженный стол.

Доски трутся до нервного тика.
А потом в ход вступает мастика
И втирают её фанатично, без лени,
Этот метод идёт из глубин поколений.

Два бойца тянут щётку – хозяйственный хит.
Ну, а третий на ней, прижимая, сидит.
И проветрено всё, и блестит наш паркет,
И платочком води, ни пылиночки нет.

И уборка к концу и покрашены печи.
И всё явственней слышатся умные речи.
Мол, уже пропотели все наши мундиры,
Издеваются, что ль, господа командиры.

Кто начитан, приводят из книжек примеры:
«Я советский солдат, а не раб на галерах,
Мы ж жилой наш этаж, чтоб был прибран и свеж
Превратили в высокой культуры манеж».

Усмехается ротный в густые усы.
Смотрит он на свои наградные часы:
«В девятнадцать ноль-ноль отдыхать, и шабаш.
Этот вечер, солдаты, практически ваш,

Но никто не забыл чтоб о форме –
Постирать, и доклад, чтоб по форме»,
И добавил, как аристократов знаток:
«Не забыть освежить свой карманный платок».

От мастики свежайший у нас аромат.
Гимнастёрку свою постирает солдат.
Он побрит и почищен, сапог в чёрной ваксе,
А на кухне продукты по праздничной таксе.

Вот и клуб нас пригрел, наслаждаемся всласть.
И проехала официальная часть.
Вот и танцы грядут, и настал мой черёд
И стоит мой редут, мы с ансамблем – вперёд.
***
На меня наседает хохлов землячество
Им не нравится моё эго.
Отрицается оно начисто
Как тепло не выносит снега.
Мне идти на крутые разборки
В коридоре, вблизи каптёрки.

И смешно, ведь призвался из Грузии,
Ну, а это кавказское братство,
Ну, а эти ребята – не грузди им,
Ну, а им не впервой подраться.
Ну и где там аудиенция?
Мы не требуем преференции.

А хохлята в недоумении –
Разобраться хотели с русским
Ну а здесь, и с немалым рвением
Появились бойцы, не трусы
И спросили: «Что вы хотите»?
Нам ответили: «Извините».
***
Сегодня жду я весь в волнении
Впервые в город увольнения;
Надраю осидолом пуговицы,
Суконкой бляшечку натру.
Мундир почищен, обувь ваксою
С остервенением заласкаю
Пред старшиной предстану «умницей»
Он для меня сейчас «Гуру».

А перед «стартом» наставления
И не захочешь увольнения:
Отдание чести, честь по чести –
Идёт начальник, иль солдат,
Ни-ни спиртного, это свято
Иначе будешь вмиг запятнан –
Пошлют письмо твоей невесте:
«Солдат ну очень виноват»!

Чтоб соответствовал ты форме
(Советский воин не из дворни),
Чтобы крючка мундира место
В петельке было, хоть умри.
Чтоб чуб не лез из-под фуражки.
Чтоб не давал себе поблажки,
Чтоб о тебе судили лестно –
Серьёзность гражданам дари.

И тяжко заскрипели двери
Как недокормленные звери
Мы строем подошли к порогу
Заветной нашей проходной.
И вздох восторга: «Я на воле»!
Нет радости душевной боле,
Миг счастья вот он, да, ей богу
Настал чудесный выходной.
***
Львов меня встретил погодой не жаркой
И по аллеям Стрийского парка
Топает вновь испечённый солдат.
Встречным военным честь отдаётся
Девушка глядя на это смеётся:
«Да, ты пока ещё парень не хват».

Вот и кафе, ну а там газировка
Буду гулять, ведь в кармане рублёвка.
С детства знакомый пломбир попросил.
Есть сладкий снег очень даже приятно
Амбициозно и не затратно.
За полчаса я всю роскошь вкусил.

Апофеозом был кинотеатр
Синий билет, вожделенный партер:
Вот для солдата отличный расклад.
Но всё хорошее быстро проходит
Армия снова пружину заводит
И, что явился, мой бодрый доклад.
***
Срочно желаешь похорошеть?
Комната быта для этого есть.
Там можно гладить и ворот подшить
И юный абрис без мыла побрить.

Вставить в пилотку две острых иголки
Пальцем проверив, чтоб были не колки.
Нитки со смыслом на них намотать,
Только тогда отправляешься спать.

Да, а до сна-то ещё построенье.
Строем прогулка для настроенья.
Вышел весь взвод, плац чеканит ногой.
В общем, ни отдых тебе, ни покой.

«Непобедимая и легендарная»,
Вот она наша Советская армия.
Ты на прогулку свой голос настрой,
Этот припев пусть подхватит весь строй.

Если бойцам пошутить вдруг охота
Репертуар поменяет вся рота
Песню играют два бойких бойца,
Ту, про кота, что был чёрным с лица:

«Жил да был чёрный кот за углом»,
Тот мотивчик нам вовсе не в лом.
Только песня совсем не о том,
Мы кота в рядовые берём.
***
За это можно схлопотать,
Но пролетело.
Нельзя уставу изменять,
Такое дело.
Но ротный нынче не дойдёт
До гауптвахты.
Он песенке добро даёт –
Резвись солдаты.
***
Наряды не парады в роте
Мы все в сплошном круговороте,
Дневальный бодрячком у тумбочки.
А на боку штык-нож и ножны
И наведён порядок должный,
И на лицо напялил «умничку».

Заснули воины – связисты,
Элитные телеграфисты,
Не спит дежурный наш наряд
А крикуны телефонисты
Обеспокоенно и быстро
Во сне друг с другом говорят.

Труднее стукачам-радистам,
Чтоб Морзе выучить им быстро
Поставлен враг-магнитофон.
И только все они заснули
Его в розеточку воткнули –
Тире и точки дарит он.

Психолог экспериментатор
От академии новатор
Внедряет в войско новый бзик:
«Во сне вам напрягать сознанье
Приобретать все сутки знанья,
Вживайтесь парни в моды крик».

С утра бодры телеграфисты,
А измождённые радисты
Встают с тяжёлой головой.
К магнитофону с тихим матом,
Ведь не даёт он спать проклятый
И с пожеланьем: «Ты – немой».

И скоро восемь, и комроты
Идёт в дверные развороты
Команда: «Смирно!» Все встают.
И рапорт есть, и шаг печатный,
И экскурс в дело аккуратный.
И сёстрам серьги раздают.
***
Мои дорогие служившие и сугубо гражданские друзья. Впереди у нас День Советской Армии, а ныне День Защитника Отечества. Старшее поколение, мужчины которого почти в полном составе прошли армейскую школу, помнят значение этого дня. Молодым тоже не стоит забывать, что без надёжной армии государство недееспособно. Я знаю, что все кто служил, относятся к товарищам по оружию по-братски трепетно. В наш суетной век многие сослуживцы хотели бы встретиться, но времени нет, полно других дел, и связи утеряны. Предлагаю до праздника наладить солдатскую почту. Напишите, где вы служили и кому хотите передать весточку. У нас во «Взгляде» не маленькая аудитория и есть большая вероятность получить привет и встретиться. Очень бы хотелось присутствия на страницах афганцев. Ребята, расспросите о службе старшее поколение. Кто-то из ветеранов может о себе рассказать много интересного. Может быть, кто-то из казахстанцев служил во Львове на узле связи или в знаменитой Железной дивизии Гая. Буду чрезвычайно рад, если дадут о себе знать.
Ваш Ю. Н. Стрелков.

[Юрий Николаевич]

А эти работы хозяйственной части,
В которых пришлось принимать нам участье.
И базы картонные или зеркальные.
К ним тяга почти что маниакальная.

Поддержка порядка – бессчётно забот,
А где материалы на вечный ремонт?
Что делать в условиях дефицита
В стране, где финансы сродни профицита?

Мы строем тягаемся по предприятьям,
Мы твёрдо усвоили, что и где брать нам.
Что там выпускают, то мы и берём,
Нам платят продуктом, а то и сырьём.

И знает народ уже с раннего детства
Такой оборот называется шефство.
Бесспорно, что сил у солдата в избытке,
Чуть-чуть поработал – и рота в прибытке.

Однажды на наше солдатское счастье
Как туча нашло невезенья ненастье,
И нас аж два взвода работать, чтоб разом,
Отправили строем на деревобазу.

И спорится дело, со мною Джабилов,
Стараемся в дальнем углу у распилов
Гребём распылившиеся опилки
Они нам глаза выедают пылко.

И участь счастливых – часов не считаем
Работаем всласть, в поднебесье витаем.
И нам невдомёк (может сильно устали),
Команда ушла, ну а нас не забрали.

Закончился нынешний день трудовой
Народ разошёлся, мы на проходной.
Вахтёрши – бабищи, ни дать, и ни взять
Хохочут, что им пригодился бы зять.

Идти без приказа нам в город нельзя
И здесь прохлаждаться не наша стезя,
А что остаётся, пока не найдут?
Здесь будем стоять, охраняя редут.

Глядим, к проходной мчится шустренький джип.
В нём ротный с сержантом, а тот точно влип –
Халатно оставив отставших солдат.
Товарищ сержант, ты во всём виноват.

А ротный – отец наши руки пожал
В машину армейскую всех посажал:
Ведь всё по уставу, ведь мы не ушли
И быстро хватившись, нас сразу нашли.

И ком. отделенья схватил нагоняй.
Командовать хочешь? Людей не теряй.
Наш случай стал байкой, и тешилась всласть
От нечего делать, весёлая часть.
***
Длились учебные будни полгода
И получил почти каждый из нас
В армии из трудового народа
По специальности третий свой класс.
***
И мне б служить на всю катушку,
И связь обслуживать без лени.
Но старшина меня на мушку –
В учебное подразделенье.
Легли две лычки на погон
И резюме: в сержантах он.

Тружусь в учебке без сомненья –
Солдатской выучки гарант.
И наставляю отделенье,
На то и младший я сержант.
И настроенье боевое,
Но и от счастия не вою.
***
Будь ты радист или телеграфист
Вот твой удел – Прикарпатский округ.
За боевые связи садись,
Кто к нам без спроса – услышат окрик:
«Не пропускаем мы к нам никого
Без разрешения войск ПВО».
***
Бдит на локаторе смена ночная
Смотрит связист на большую развёртку.
А это небо от края до края
Луч наведёт в нём предметную вёрстку.

А на экран прилетели засечки.
Это летящие в сумерках цели.
Будто хозяйка рассыпала гречку,
Вот, что локаторщики усмотрели.

Вон они, там, самолёты спешащие,
Те, что не очень-то интересны.
Эти далёкие точки блестящие,
Нам досконально известны.

И, вдруг, на экрана краешке –
Чуть-чуть, небольшой дефектик.
И он не сшибается камешком,
Раз он неизвестный объектик.

Он хоть и на крае сектора,
Но явно не держится там.
И на развёртке, вектором,
Пересекает экран.
***
Тревога! Приказ поднимает часть.
Тревога! Дежурная смена в пути.
Тревога! И ночь разевает пасть.
Не знаем, кто к нам летит.

Тревога! И соседей оповестили.
А дальше что будет? Сбиваем или?
Иль эту цель нам по небу вести?
Или её с небосклона снести?

И генерал наш решение принял,
И на планшете он фишечку двинул,
И перехватчик немедленно взмыл,
И первой ракетой ту цель поразил.

Да, так вам и надо империалисты.
Вы не приближайтесь к нам даже на выстрел,
Ведь мы не пропустим к себе никого –
Стоят наготове войска ПВО

А позже у нас разборка полётов,
А позже спускаем спрессованный пар,
А позже мы поняли, что идиоты.
Ведь сбили всего-то воздушный шар.
***
И удалась им провокация,
И запад усмехнуться может,
Но повторится эта акция
С незваным гостем будет то же.
***
Сегодня стрельбы – идти далече,
На городской стадионный тир.
А мы запели, ведь с песней легче
Нести стволы боевых мортир.

А на исходном – по три патрона –
Растёт из плеча карабин СКС
И держишь дыханье легко и ровно
Стрелок боевой ты подтянут весь.

И вот рапортую: «К стрельбе готов».
Звучит в тишине, как заклятье: «Огонь!»
И мучит меня сонм военных основ,
И вот золотое: крючок плавно тронь.

И мой карабин лихо выплюнул пулю,
И ей вылетать ну нисколько не лень,
И я попаданье её караулю:
«Ну, где там на стенде моя мишень?»
***
А назавтра другая забава – кросс.
Нас встречает «Высокий Замок».
Идеальную трассу он преподнёс –
Этот парк на забавы падок.

Я знаю, что бег это мой конёк
Легко обойду молодых солдат.
Холм крутит спираль, вот черта – пролог,
А вот и наш общий старт.

И я, как всегда, впереди бежал
Раскованно и безмятежно.
И, вдруг, рядовой меня обогнал
Изящно и даже небрежно.

И с этого дня я до общей зарядки
Себя истязал элементами кросса,
Чтоб знали, сержанты у нас в порядке,
И выучке их не задашь вопросов.
***
Ну, а зимой вставай на лыжи,
А снега я почти не вижу,
И как на ластах по воде,
И спотыкаешься везде.

И палки вязнут в липкой жиже.
А командир: «Я выход вижу:
Коль в Прикарпатье мало снега
Мы снова предадимся бегу.
***
Вот он, идёт шестьдесят седьмой год.
Кто был в войсках, тот конечно поймёт
Где он рубеж нагнетания страсти.
День этот ждали, конечно, не зря.
Это венец – юбилей Октября
И прославленье Советской власти.

Тёмные силы устали дремать
И собираются нынче напасть,
Ждём, и достойно их встретим.
Вышел приказ с основной мыслью: «Бди»!
Были взволнованы наши вожди,
Нас, наградив, обстоятельством этим

А праздник удался тревожно-хорош.
Кто в части остался – гуляй молодёжь!
И знамени вынос, и веселы будьте.
А тот, кто на связях – рабочий солдат –
Галерный гребец юбилею не рад,
Он сутки провёл на командном пункте.
***
Хороший командир приказ отдал:
«Делай как я».
Плохой командир, жалея себя:
«Делай, как я сказал».

Поставленной цели достигнет тот,
Кто покажет личный пример.
И если солдат не совсем сер –
Учебку окончил – девиз: «Вперёд»!

[Юрий Николаевич]

И службы срок почти два года,
И моя должность замкомвзвода,
И затрясло Чехословакию.
И так устроено всё ловко,
Туда мне прёт командировка:
«Поедешь, там попробуй ракию».
***
И мы повезли аппаратную ЗАС
Теплушка, где груз, карабин, твёрдый глаз
У печки – буржуйки и я, и майор.
И в городе Брно головешки в огне,
И мы в неприятной локальной войне,
И эта дорога, увы, не ковёр.
***
Вот наше место дислокации.
Здесь хорошо, цветут акации
Как будто тихо всё, и нет войны.
Но только в город – лажа полная
И танки жгут, и толпы волнами,
И не дождаться тишины.

Мы в Брно, кипят волненья наши –
Висит плакат: «Иди к Наташе,
Иван, давай домой, ты нам не брат».
А у меня приказ добраться,
Наладить связь, не растеряться,
Иду, куда пошлют, ведь я ж солдат.

Сержант Стрелков и БТР
Страна его СССР
И долг какой-то там международный.
Я на броню, она крепка,
А за плечами мой СК
И только жаль, что целый день голодный.

Всё было тихо, вдруг, обстрел
Не вовремя он к нам поспел,
Откуда? Заслоню ладошкой солнце.
И смерть мне в лоб, а здесь ладонь
А пуле сверху весть: «Не тронь»!
Она в излёте из какого-то оконца.
***
И откуда она прилетела?
И откуда она прожужжала?
И зачем этой пуле разящее жало?
Я зачем на броне оказался?
И зачем ствол горячий поднялся?
Да, вопросов моих наберётся немало.
***
И снова без обиняков
Бог из высоких облаков
Хранит меня, и лоб ладонью защищает.
Кровь в гимнастёрку потекла
Да, невесёлые дела.
Где лазарет? Куда бежать? Никто не знает.

И нету боли сгоряча
Я тихо таю, как свеча
Но, наконец, нашли санбатную палатку.
И начал резать военврач –
Глубоко пуля, плач не плач.
Хирург лишь наложил из марли латку.

И я поехал в свою часть
Не дали мне в войне пропасть
И на восток я, прям до Львова двинул.
А там опять «на караул».
С годочек службу я тянул.
А пулю эскулап так и не вынул.

И разговоры о войне.
О государственной вине,
И все, конечно, помыслы о мире.
Иду начкаром день деньской
И позабыл про люд людской,
Но всё кончается: мы не мишени в тире.
***
А гитары были семиструнные,
А сердца ещё такие юные
До отбоя солдаты как школьники
Оседлали шири подоконников.

Вот соседнее зданье серьёзное
Там компания – амбициозная,
А гитарные струны так звонки,
А работают в зданье девчонки.

И закатного дня начиналась пора,
И несётся гитарных аккордов игра,
И открыты окна паче чаянья,
Чтоб услышать песни придыхания.

«Ехали на тройке с бубенцами».
Звуки изливались леденцами.
Но не всем достались леденцы.
Извели идиллию отцы.

Отобрали звучную гитару.
Чем теперь поддать девчонкам жару?
Вот такое приключилось дело.
Перешли, кто мог, на а-капелла.
***
Городские наряды
Это служба без лени:
Иль в музей наш военный,
Иль в театр отделеньем.

Фронт культурный всегда
(И я этому рад)
Закрывал нашей части
Учебный наряд.

Прикарпатский музей
Обороны воздушной.
Мы по залам стоим,
В них просторно, не душно.

И стреляют игрушки,
И слышится гром,
И летит перехватчик
На аэродром.

И народ замирает
В неподдельном экстазе.
Свет огнями играет,
А я на показе.

И гордятся солдаты
(В этом все мы равны),
Что, шутя управляем
Обороной страны.

День окончен, из залов
Выходи, отделенье.
И для нас это дело
Лучше, чем увольненье.

Но кончается быстро,
Что даётся нам всласть:
«Шагом марш» активисты
В надоевшую часть.
***
Нередко с возбуждённым взводом
Мы шли в театр академический.
Солдат, почувствовав свободу,
Напряг свой ум аналитический.

И отделение учебное
Из строя сразу в рой статистов.
И превращение мгновенное:
Вот рядовые, вот артисты.

А постановочка отстойная
Из подзабытой жизни Рима.
И гримировочка особая,
Из визажистов с нами прима.

И наша труппа вмиг вписалась
В остервенелых гладиаторов.
Она до смерти убивалась,
Как сонм ужасных аллигаторов.

И я смотрел с галёрки дальней
На исполнение урока.
И зал внимал такой печальный
Всем козням римского порока.

Мои погибли, и на сцене,
Остались, трупами лежать.
И, вдруг, я вижу шевеленье –
Убитый начал отползать.

Так это ж вездесущий Бочкин.
Потом он мне держал ответ:
Лежать ему не стало мочи,
Так захотелось в туалет.

Нам объявили благодарность
И даже выдали цветочки нам.
А недовольны только малость:
«Не присылайте больше Бочкина».
***
Учебную роту мы спать положили
И личное время сполна заслужили.
Сержанты собрались в каптёрке,
От всех вдалеке, на галёрке.
И отдых, чтоб был интересен,
Вы не обойдётесь без песен.

И кто-то затянет чуть слышно,
И каждого голос не лишний,
И в нашем углу у казармы в глуши
Мелодия льётся из каждой души.
И славно поётся, и чёрт нам не брат,
И грозно звучит «Бухенвальдский Набат».

А если пространство заполнит эстрада
На полную мощность включается «Лада».
И может в сторонке стоять Мулерман,
И очень старается каждый пацан.
И значит, что с «Ладой» мы нынче в ладу.
Вот так время шло в том далёком году.
***
Зал спорта был у нас не маленьким:
Стоял турник, козёл, и брусья.
Не должен наш боец быть вяленьким
И на тренаж я как на бруствер.

Вначале, стыдно перед ротой:
Не шёл подъём переворотом,
Но после тяг патроноящика
Пошла спортивная гимнастика.
***
Ну а здесь возня, хоть и не вокзал
И стоят столы, маслом смазаны,
И зовёт тебя оружейный зал:
«Карабин почисть, как приказано».

Он лежит на части разобранный
И приклад, и цевьё с пружиною
Из маслёночки маслом сдобренный,
Вот она, эта вещь былинная.

Дуло дулится длинной улицей,
Как тоннель зеркальный, всё прямится.
Да и шомпол, тож не сутулится.
Уничтожить порох старается.

Ни задира, ни ржи, ни царапины
И ни капли расы в оружии.
Чистишь всё до последней крапины,
Чтоб стволы наши в деле сдюжили.

Делай всё как тебе завещано.
Нет к оружью подхода барского,
С карабином будь словно с женщиной,
Любит он, чтоб к нему ты с ласкою.
***

- - - Updated - - -

Лучшее место – библиотека.
В детстве читал я про Чука и Гека,
Ну, а сейчас, Теодор, тот, что Драйзер
Американской трагедией дразнит.

Книгу листаешь в зале читальном
В мире вращаешься нетривиальном
Жизнь не твоя шелестит страницей
А ночной сон всё отдаст сторицей.

В тумбочке книги – том к фолианту
Всё это необходимо сержанту,
Чтоб не служилось серо и пресно,
Что ни читаешь, всё интересно.
***
Ночью в каптёрке главой каптенармус
Это ефрейтор – особый статус.
Место, как будто в полуночном баре,
Иль в ассамблее собрались бояре.

Сами собой здесь выходят конспекты.
Кто-то в письме шлёт девчонке приветы.
Кто, обсуждает занятья на завтра.
Кто-то читает мудрёного Сартра.

Выпить по «маленькой» тоже случалось,
Но это редко практиковалось,
А в основном, тары-бары о разном
И, как туземцы, сразу все разом.

Быт каждодневный в бронзу отлитый
По-уставному в головы вбитый,
Если начальник к нам до отбоя –
Рапорт получит громкого боя.

Ну, а дежурный гостя встречает
Всё честь по чести ему объясняет:
Всё, мол, в порядке, рота в работе
И беспокоиться вы не извольте.

Всё у нас в норме, всё по уставу
И проверяющий быстро устанет,
И открываются двери как створки
В нашей обители – местной каптёрке.
***
А день мой ныне не очень светлый
И есть причина, субъект конкретный:
Мой друг, он гауптвахтер начинающий.
Так получилось по воле случая
Судьба Болгиры невезучая
И я его сопровождающий.

Сержант Болгира – тайфун в стакане,
Сегодня лёд он, а завтра пламень –
Инициатор ненужных дел.
Он был дежурным по столовой.
Придумал способ чистки новый.
Вот тут полковник его и съел.

А было так: в наряд по кухне
Пошёл солдат, чуть двинь, он рухнет,
Да и росточком очень мал.
Он дно котла помыть не может
Но тут сержант ему поможет,
И тот в котёл его послал.

Залез болезный с сапогами.
Трёт стенки вместе с матюгами,
А тут, с осмотром, наш полкаш.
Услышал парня издалече
Шагнул, и вытянул за плечи,
А тот в суспензии из каш.

«Ко мне дежурного немедля»!
Бежит Болгира, зову внемля,
Смекает, чем он насолил.
Стоит салага – сгусток каши
Как будто вынут из параши.
В котёл пилотку уронил.

«Сержант Болгира при…». «Не надо,
Сегодня мне не до парада,
Я вижу свинство развели.
Даю тебе я трое суток
Пойдёшь без всяких прибауток»
И всё, Болгира на мели.

Я уводил его братишку,
На увольнение записку
Черкнул дежурный капитан.
Страдальца сдал на гауптвахту
Как каторжанина на шахту,
А там, снимай ремень, жиган.

- - - Updated - - -

Украина фамильи даёт необычные.
Есть смешные, а есть и весьма неприличные.
Я таких не встречал уже больше нигде.
Там не держится паспорта сфера в узде.

Ведь украинцы очень изобретательны.
То хохочут от пуза, а то, назидательны.
И уж если назвали кого Дармохвал,
То к гадалке не бегай, тот парень – нахал.

Называю я их – струны рвутся у лиры
Это Горбань, Палёха и Горб, и Болгира,
Вот и Попа, Халява, Бредун, Кашкалда.
Украинцев своих буду помнить всегда.
***
Мы слитной колонной идём на Холм Славы
Здесь силы задействованы не слабо
Военные? Значит не происшествие,
А факелов вынос и важное шествие.

И город сегодня необыкновенный
Идёт молодёжь – комсомол военный
По улице Ленина движутся лавы
К некрополю воинов – Площади Славы

Девятое Мая мы празднуем дружно
И в нашем пути сомневаться не нужно
Мы факелы подняли над головой,
Ведь наша победа, гордимся страной.

Из баночки с паклей пролилась горючка
Кому на мундир, а кому-то на брючки,
Но это пустяк, не такое бывало
Нам важно, чтоб сердце не остывало.

И митинг закончен, цветы возложили.
Гражданских, автобусами отвозили.
А мы, развернулись походной колонной,
Солдаты – приверженцы жизни здоровой.
***
А на первое Мая наш удел оцепленье
Мы, как вбитые гвозди, стоим без сомненья.
Есть во Львове возможности для провокации –
Из бандеровских окон летят прокламации.

Взгляд на крыши, балконы и окна направлен
Враг глубоко сидит, хорошо он затравлен.
Мы стеной защищаем трудящихся массы,
Только жажда достала, вот выпить бы квасу.

Демонстрации толпы растают похмельные
И снимаемся мы, как и надо, последние.
Осторожно, народ, здесь колонна идёт,
Это топает рота пить на праздник компот.

[Юрий Николаевич]

А в боевом подразделенье
И днём и в ночь не гаснет бденье.
И смену могут не доставить,
На связях множество хлопот.
Сидят у пультов генералы
И офицеров здесь не мало
Картину надо им представить.
Они – Отечества оплот.
***
Скамейки сумерки накрыли
Сидели юные бойцы
И лясы нехотя точили
Как захудалые купцы.

Деды степенные входили
И излагали умный бред:
Мол, в наше время люди были,
Ну, а теперь их блёклый след.

Силён призыв сорок седьмого
И хлипок год сорок восьмой.
Мол, нет характера былого,
Мол, не куётся уж герой.

Мол, мы, честь честью в войско влились,
На нас прервалась соль земли.
Без нас бы армия накрылась,
В неё изюм мы принесли.

Салаги слышат деда соло,
Мотают грамоту на ус,
Чтоб через год, всё слово в слово
Пролить из повзрослевших уст.
***
В то время модно было газом
Заправить воду и зараза
Не приставала никогда
Несёшь сифон за проходную
Заправят тару вам пустую.
В стакан… и бесится вода.

И коллективом всласть попили
Водичку дружно оценили –
Продукт зараз испился весь.
И снова за ворота части,
А это для солдата счастье –
Важна не суть, а сам процесс.
***
Новая учебка – новые солдаты.
Привалило счастье и до нашей хаты:
Здрасьте вам, из Киева спортсмены.
Половина сразу где-то там на сборе
Тот, кто здесь остался, не солдат, а горе –
Им и дела нету до связиста темы.

Наш отец родной, товарищ Чередник
Был всегда орлом, но как-то враз поник:
«Нам не воспитать специалистов.
Каждый из спортсменов, то венец природы.
Вот он мастер хренов, и борец дородный
Первый из числа оппортунистов».

И решенье было в точь по Соломону:
Нам отдать спортсменов новым гарнизонам
И набрать простой – обычный контингент.
И достались мне, аж две командировки
Увезти солдат, достойных перековки,
Так что я сегодня турагент.

В Ковель одного, и всё идёт как надо,
А второго в луцкую переслал бригаду,
Документы сдал уже под ночь.
Вот он я жилец в чужой опочивальне
На кровати той, что одолжил дневальный
Это всё, чем мне могли помочь.

А вернувшись, рассказал, как было
В Луцке показалось нудно и постыло.
Дома лучше, Львов наш дом родной.
И витал мой срок тогда ещё в зените
Папа с мамой, Вы меня уж извините.
Где казарма, там сейчас я свой.
***
Мне ехать за новым призывом.
Команду зовут «покупатели».
И в путь, за людским эксклюзивом,
И мы, как Клондайка старатели
Должны отобрать аж два взвода,
Отправка в любую погоду.

В начальниках два капитана
И мы, три бывалых сержанта.
Чаёк из страдальца титана,
Колёс, без антракта, кантата.
Бабуся на полочке мается,
А поезд в Россию врывается.

Наш пункт это брянские дали:
Даёшь контингент данной области.
И нас там, конечно же, ждали,
Мы едем, и это не новости.
Вагоны идут не в Саранск.
Грохочут по стыкам: «Мы в Брянск».

А пункт призывной полон людом,
Иди, выбирай, кто приглянется.
Мы скоро командою будем.
Завидуй, братва, кто останется.
И нынче Унеча и Бежица
В строю, и у нас не изнежатся.

Обратно в отдельном вагоне.
Начальник значительно строжится.
Прощанье на брянском перроне –
Начало в сознанье отложится.
Вы к нам привыкайте, ребята.
На годы гражданка отнята.

А дома все ждут пополнения:
А кто это там к нам вливается?
Кого привезли? Нетерпение.
Кто будет на связях здесь маяться?
И старых дедочков пистоны:
«Равняйтесь на нас, солобоны».
***
Осень, склады ПФС отощали.
И подвалы без картошки обнищали.
Их пополним, чтоб зимой не лить слёзы
За запасами мы двинем в колхозы.

Два зилка, а в них моё отделенье
И картошка в отдалённых селеньях.
Продают там свой продукт самый лучший.
Нам негоже упускать этот случай.

Грузим в кузов бесконечные клубни.
Мы немного обновим наши будни.
От природы сладкий мёд впечатлений
И ни встрясок, ни забот, ни волнений.

Да, вольготно было на заготовках,
А погрузка, та же физподготовка.
Солнце долу, мы вернулись на ужин
И для встречи нам оркестр не нужен.

За три дня мы подзатарили склады,
Но как будто бы нисколько не рады.
Хорошо же там, на волюшке-воле
Но, в театре и другие есть роли.
***
Всё, что не делается к лучшему.
И всё когда-нибудь кончается.
И службы срок растает лучиком.
Да, так бывает, так случается.

И на свободу очень хочется,
А здесь осталась боль сердечная
И к строю больше не пристроиться,
А впереди гражданка вечная.
***
Вот итоги служенья солдатом за честь государства:
Я всегда ощущал мощь и силу великого братства.
И никто среди нас своей Родине не был обузой.
Мы могли постоять за народ и за землю Союза.

Нас серьёзно готовили к этому ратному делу.
Мастерами мы были, был каждый достаточно смелым.
На посту прибывали, без страха, стояли за совесть.
И проста, как рубаха, вот эта солдатская повесть
***
Я стою с чемоданом на львовском вокзале.
Есть ещё дембеля в этом красочном зале.
Дети здесь, комсомольцы, а вот пионеры.
Тут начало другой, незнакомой мне эры.
Вот конец моего боевого этапа.
Здравствуй новая жизнь, здравствуй мама и папа.
И состав понесёт, хорошо б не споткнулся.
И листок моей повести перевернулся.
***
Глубокомысленное изреченье:
Армия – школа жизни,
Которую лучше пройти заочно.
Острослову моё почтенье,
Но три года отдав Отчизне,
Не жалею, и это точно.
***
Этот праздник для меня один из лучших, потому, что он – мой, потому, что я имею к нему прямое причастие. Эту биографическую повесть я написал, ничего не утаивая, и ничего не приукрашивая. Такой она была, Советская Армия шестидесятых, во всяком случае, на нашем узле связи. Я не переделал ни одной фамилии и если кто-то из однополчан отзовётся, буду безмерно рад. На правах ветерана, могу вооружить молодых бойцов самым действенным оружием. По приезде в часть, сразу находите ребят, которые помогут в трудную минуту. Хорошо спаянному коллективу не страшны ни враг, ни дедовщина. Даже если вы не станете близкими друзьями, всё равно будете вспоминать однополчан с душевным трепетом. С праздником Вас ребята!
Юрий Николаевич Стрелков.

[Маафир]

И вас тем же самым, да по тому же месту.

[Юрий Николаевич]

У нас в метро по утрам раздают газету, которая так и называется – «Метро».
Это образчик распространения рекламы, но, помимо оной, там публикуется много интересных тем. Одна из постоянных рубрик называется «Модный лук».
Не берусь точно переводить, видимо лук означает в этом контексте взгляд, а суть в том, что каждый желающий, причисляющий себя к модному сословию, может выставить свой образ на обозрение читателей. Бывают такие «модняшки» – диву даёшься. Я тоже решил не отставать от жизни и выставил свой креативный стиль, в надежде заграбастать гран-при этого конкурса. Вот, что из этого получилось.
***
Модник

Я в России? Слышу: «Юр!
Это ты, старик? Бонжур!»
Начались с бонжура
Признаки гламура.
Что случилось с нацией
В век глобализации?

Чуть денёк погожий
Лезут все из кожи.
Ну, а чем я хуже?
Принимайте, друже:
Я не парень средь подруг,
Вот вам собственный мой лук.

Шмотки движут наш прогресс
Появился интерес
Показать бомонду
То, какой я модный.
И хоть не мальчишка,
Но врубаюсь в фишку.

Демонстрации девиз –
Начинайте сверху вниз.
Вот моя панама из-за океана,
Чуть похожая на сыр
От избытка старых дыр.

К телу льнёт рубашка,
С ней расстаться тяжко.
Клеточка шотландка,
Видно – иностранка,
Цвета «выгоревший лён» –
До сих пор в неё влюблён,

Воротник засатан –
Хорошо залатан,
Носится навыпуск,
Взял, когда был выпуск
Тётки моей, Лолы
Из вечерней школы.

А пиджак, особый шик,
Объясняю, кто не вник.
Был он вечно мятым,
В веке том, двадцатом.
«Шипром» я его душил,
Запах чуть не удушил.

То, что в полах пятна,
Не беда – приятно.
Камуфляжа цвета
Вышла напасть эта:
Все их помню – крупных шесть,
Где, когда, легли на шерсть.

То, что лацкан в саже,
Признаки винтажа,
Ведь моя реальность –
Индивидуальность.
Не похож я на Биг-Бэн –
Стиль мой личный – Сэконд Хенд.

Я с ремнём со службы,
Не теряю дружбы.
Не люблю нерях я,
И натёрта бляха
То аксессуар простой,
И с советскою душой.

Мои брюки малость
Где-то засатались.
Их одел салагой,
И прослыл стилягой,
Ведь брючата вечный всхлип
Я в них тридцать лет как влип.

И потёрлась гача,
Это на удачу.
Были штанцы в бренде
Нынче в вечном тренде.
Знаю, модно обалденно
Моё голое колено.

Муза из Союза
То обувка – шузы.
Не считаясь с таксой
Натирал их ваксой.
Это точно мой фасон,
Вам носить их не резон.

Чтоб каблук был новым
Набивал подковы.
А носок квадратный
Ждал подстилки ватной
И, чтоб туфли были ходки
Их учил своей походке.

А шнурки-шнурочки
Гладил утюжочком.
Ненавижу грязных,
Не люблю развязных,
Ведь от них видок и прок
Их концы скрывал в носок.

Под шнурки дружочки –
Крепкие носочки.
Их ресурс до дырки –
Сто четыре стирки.
До чего же мне обидно,
Совершенство то не видно.

Волос мой не броский,
То – а-ля Котовский
И очки-очёчки
На цепи-цепочке.
Придаёт она мне вес
С ней умней простой мой фейс.

Вот я весь, внимайте
И определяйте,
Кто милей, кто краше
В восприятье вашем.
Под собой не режьте сук –
Эталонте этот лук.
***
Мой давний товарищ привёл в театральный зал внука на спектакль театра Стаса Намина. Заходим в фойе после третьего звонка. На диванчике скромненько сидит один Стасик. Подвожу мальца к мэтру: «Поздоровайся, это великий Намин».
Стас встал и доверительно на ушко: «Вы моим именем детей не пугайте».
Обожаю людей с ходу всё понимающих.

[Юрий Николаевич]

Март 2015
Где-то там, далеко, далеко на Алтае
Мои мысли над сопками тихо витают,
Вот она, как виденье, восточная карта
А на ней два кольца, то восьмёрочка марта.

Эта цифра для избранных многое значит.
Мы для женщин, подспудно, накопим удачу.
Ну, а те, кто во «Взгляд» в этот праздник заглянут
Поздравленье моё непременно застанут.

Вижу, вот она наша прелестная Зося.
Ей к лицу то круженье, что делает восемь.
Вот и Ленчик пришла заглянуть на страницу:
Пожелаю ей в праздник, отправится в Ниццу.

У Заводинки мысли о местном престиже.
Я её поздравляю, и вижу в Париже,
Александра-душа тоже выскажет слово –
Буду ждать, а пока, будь щедра и здорова.

А Наиль отказалась от нашей программы.
Вы её подбодрите, любезные дамы.
Пусть приходит во «Взгляд», своё мненье выносит,
Приходите, мадам, раз читатель Вас просит.

Ну, а кто больше всех в личных спорах даст сдачи?
Мне подскажете вы, ну конечно, Апачи.
Она может развить злободневную тему,
Нет сомненья, друзья, что мы знаем ей цену.

Вместе с нами прекрасная дева Алина.
Постучалась во «Взгляд» очень тихо, невинно,
И культуру вершить она твёрдо решила
На себя, так и быть, клуб дискуссий взвалила.

После строчки моей прослезилась Симона:
«Да, на Вас, говорит, не хватает ОМОНа».
Вы не тратьте ни нервы, ни вздохи, ни стоны
Во весь рост распрямляйтесь и будьте спокойны.
Ведь весна Вам к лицу, Вы ж поборница «Взгляда».
Вы ко мне, как к отцу, мне другого – не надо,
Даже если на форум нахлынет ненастье,
Всё равно будет кворум, желаю Вам власти.

Ну, а где наши дамы, что были когда-то
Нам во «Взгляде» подмогой, их вспомним, ребята.
В этот день проливаю на женщин елей я –
Счастья Вам, дорогие, добра и веселья!
***
Восточный подарок

Как здорово, когда, вернувшись из Аравии,
Ты привезёшь с собой сухой пустыни дух
И если повезло, и прибыл в добром здравии
Ты истинный герой, один ты стоишь двух.

Что подарить тебе, моя родная леди?
Я думы расплескал, я написал стихи,
Не надо ни шелков, ни золота, ни снеди –
Из раскалённых мест я привезу духи.

А город, что в песках, зовётся Аль Аляйном,
А в лавочке стоит из золота флакон,
А адрес где-то здесь, он в переулке тайном
Наследье сторожит у входа фараон.

Стучусь в тугую дверь, вхожу в прозрачный сумрак:
«Салам», «Аллах акбар», «Воистину акбар».
Переступлю порог: «Вы кто, араб иль турок»?
Я таинство открыл, покинув тротуар.

А правоверный мне показывает колбы
Сосудов чудный дух роскошеством пропах.
Их можно приоткрыть для любопытной пробы
Подобья не сыскать, ведь то создал Аллах.

Ведь надо суть извлечь из щеп агар-агара
Из аравийских трав, из раскалённых мест
И пряности изъять восточного базара,
И листья растереть, что тут растут окрест.

Чтоб запах колдовства, ни больше и ни меньше,
Чтобы гарем признал рождение духов
И, чтоб их аромат был дуновенья легче,
И, чтоб их описать нам не хватило слов.

Я заказал флакон, сражённый сладкой мукой
Налево бедуин писал солидный чек.
Величие цены, то качества порука
Штамп ставит на стекле восточный человек.

Он паспорта листок заверил мелкой вязью,
Он обоюдный торг улыбкой закрепил,
Чтоб запахи терпеть он смазывал нос мазью
Меня он уважал, что лучшее купил.

И я привёз тебе, вернувшись из Аравий
Немножечко тех стран – сухой пустыни дух –
Прими живой экстракт из солнца разнотравий.
Тебя боготворю, что подтверждаю вслух.
***

[RFP]

Не победим ЮН! увы))
Наивны мы как дети))
Стихов его локомотив
Сметёт и не заметит...
...
"Но я их вслух вчера прочел,
И в клетке сдохла канарейка" (с) *
:)
Великий и неповторимый Ю.Н.
Базилевс стихотворного Олимпа
Пиши естчо!!!!
)))

Я вот что думаю. С талантами Ю.Н. надо уже печататься в больших глянцевых (и не только) журналах...
Иначе всё пропадёт и исчезнет безвозвратно всё его творчество.....

[Alexandraisaeva]

ЮН, спасибо!

[Юрий Николаевич]

Пенсионеры

Та дорога то вьётся, то тянется вдаль.
На дороге то ямы, то всякая шваль.
ЗиЛ её как всегда объедет.
А машина то прямо, то катится вниз,
А в горах то ущелье, то камня карниз –
С пассажиром шофёр в беседе.

Этот ЗиЛ подустал, он своё отбежал
На подъёмах он грудью натужно дрожал,
Но приехал, куда просили;
Все пять тонн перевёз, подобрал свой овёс
Эту ношу, что в кузове, честно донёс –
Старику не откажешь в силе.

А мотор барахлит, кольца могут запасть,
Жрёт бензин ненасытно железная пасть,
Но судьба не нужна иная.
А шофёр за баранкой в помятом седле
Понимает, что едет на старом коне –
Донимает годочков стая.

Двое их: вот машина, вот пенсионер.
Никакой он теперь для людей не пример –
Домотался бы срок рабочий.
Ну а ЗиЛ понимает и тащит дела,
И закусит с утра он свои удила –
Уходить ведь никто не хочет.

Так и едут вдвоём и водитель, и ЗиЛ.
Страшно вспомнить, как тяжко его он грузил,
Сколько ж вместе они видали.
А машина походные песни поёт,
Как всегда всё вдвоём, как всегда всё вперёд –
Наградит кто-то их? Едва ли.
***

Привет их девяностых

Уже по названию рассказа можно с лёгкостью определить время, когда произошло это курьёзное происшествие. Время развала огромной, жившей своим порядком страны и рождение чего-то нового, что начало называться бандитской Россией.
Я возвращался домой из глубинки Тверской области. Эта местность в середине Европы малолюдна и настолько лесиста, что ещё при закатном солнце начинаются сумерки, а по краям, как кажется нескончаемой дороги, задёрнуты зелёные шторы живого массива. Мой железный конь тянул задорно и исправно. Ауди 80 – переходная модель под обиходным названием «бочка» была бы мне как раз впору, если бы не её более чем изрядная поношенность и неубедительный для местных дорог клиренс, не очень-то позволяющий втягиваться в обычную для этих путей колею. Сумерки пытаются препятствовать взгляду, различать то, что ещё недавно было очевидным, и поэтому требуют от водителя большего внимания, а вяло стелящаяся морось, усугубляет тягостную дремоту этого момента. Была та пора, когда уже смеркается, но ещё колеблешься включать фары, это время на изломе, время аварий и опасных встреч. На этих малообитаемых лесистых просторах людей, решившихся отправиться в путь, настолько мало, что каждый встречный на виду. Каждого, кто попал в поле зрения, анализируешь, и даёшь ему определение.
На далёкой остановке две похожие фигуры. По мере приближения выясняется, что это мужчины в одинаковых длинных плащах не местного пошива. Они решительны (жесты, обращённые ко мне, требовательны и безапелляционны). При ближайшем приближении можно определить и их нордический характер. Лица маловыразительны, при их разности, с одинаковым выражением отсутствия эмоциональности, и потому, видится их похожесть, как похожи лица военных или клерков, эдакая корпоративная одинаковость. При всей маловыразительности было в них что-то завораживающее, что-то такое, что проехать, не остановившись, было бы не по правилам, и вызывало бы в дальнейшем смутное беспокойство.
Я торможу. В приоткрытое окно смотрят сразу оба: «Извините, мы хотели бы попасть в Бежецк». Наши устремленья совпадают. Этот городок буду проезжать, я его знаю, когда-то посчастливилось провести в нём спокойный день, и на просторной площади наткнуться на памятный камень, где каждый мог узнать, что этот неприметный городочек на краю цивилизации на несколько лет старше матушки Москвы, и с полным правом заслужил называться батюшкой.
Мужчины расположились на заднем сиденье. Судя по первым фразам, люди образованные, но сдержанные. Представившись, спросили моё имя: «Юрий Николаевич мы немного подремлем». Утверждение было равносильно приказу не беспокоить. Нарушать отдохновение усталых спутников не было никакого смысла, и моя одиссея продолжалась как бы не заметив посадки пассажиров.
Дорога была то терпимой, то в каких- то местах, похожей на военную рокаду.
Этот автомобиль заметил издалека, и каким-то шестым чувством угадал в нем похожесть с моим, что эта Ауди – родная сестра моей старушки. Машина припала на заднее колесо, неестественно устремившись фарами вверх, и как будто взывала к помощи. Водитель, отчаянно выскочив на дорогу, с ухватками гаишника жестикулировал порожней рукой, призывая меня остановиться. Шоферская солидарность не позволяла проехать мимо и требовала помочь оказавшемуся в беде. Первый требовательный вопрос потерпевшего: «Запаска есть»? Я вспомнил свою пробитую шину, на которой при большой нужде, можно до следующей подкачки протянуть несколько километров. Объяснять этому человеку несуразные подробности не было никакого смысла. Я ответил отрицательно. Лицо просителя стало ожесточённым, и как-то вдруг в руке оказался «Макаров», направленный в мою сторону. Томность наших отношений, не начавшись, кончилась, визави был явно на взводе. «Открой багажник». Кивком головы незнакомец показал на свою машину. Эта операция не заняла много времени, легко подавшуюся кнопку я узнал как свою. Лёгкий щелчок, и вместительный багажник чистокровной немки распахнул своё вместительное нутро: «Возьми ключ».
Баллонный ключ – крестовина с четырьмя разными головками – добротный удобный и блестящий перекочевал в мою, не очень-то желающую им воспользоваться руку. Следующая команда разночтений не вызывала: «Снимай колесо». После моих мучительных раздумий пистолет поднялся на уровень лица. Я лунатиком поплёлся к своему «лайнеру», понимая, что в данной ситуации потеря колеса предпочтительнее лишения жизни. Лихой человек заметил людей в салоне: «Чё за лохи»? «Пассажиры». Он как-то нехорошо усмехнулся, а мне ничего не оставалось, как хищным ключом прицелиться к болту своего колеса.
Сухие щелчки защёлок слились в один. Задние двери открылись одновременно. Неторопливо, но споро обойдя машину, мои новые знакомые распахнули полы плащей, откуда показались алчные, укороченные стволы десантных автоматов. Ранее казавшимся грозным «макар», в руках дорожного лиходея, теперь казался пустячком, рядом с готовыми на всё «калашами». Как-то очень споро, без натуги и лишних движений, мой обидчик оказался в положении «мордой в грязь». Вопрос с дальнейшим продвижением был решён положительно. Ещё переживая случившуюся метаморфозу, я направился к машине: «Юрий Николаевич, Вы говорили, что у Вас нет запаски? Снимите, пожалуйста, у него колесо» – пожелание из разряда попробуй не выполни. Блестящий ключ без всяких проволочек, свернул болты здорового колеса, которое удобно умостилось в багажник моей «бочки»: «Ключик тоже прихватите». Крест добротного немецкого автопрома поселился у меня.
Брутальные пассажиры вышли на главной и единственной площади древнего Бежецка, бросив на прощание: «Счастливой дороги». Вполне сносное полотно стелило мне дальнейший путь на Тверь.
С тех пор я поменял много автомобилей, но в багажник каждой ложился удобный немецкий ключ, приобретённый необыкновенным способом.

[Юрий Николаевич]

- - - Updated - - -

Мы уже длительное время не обращались к рубрике «Пылинки дальних странствий». Очень тонизирует сознание прокладывания новых маршрутов, но и о прошедших забывать не стоит. Память – это единственное достояние, которое всегда с тобой. У меня от Малой Азии и Закавказья осталось много материала, который требует осмысления. Сегодня небольшая толика этого путешествия.
***
Лечу в Византию

Лечу в Византию, где Малая Азия.
Покинуть Россию случилась оказия –
Использую шанс
А горы внизу ощетинились пиками,
А иллюминатор балуется бликами
И радует глаз.

Под брюхом просторы, где эллины топали.
Они проходили вот этими тропами.
Пойдёшь, и прибудешь в Царь Град.
А нынче Стамбул полумесяцем высветлен
И дух Византии османами вытеснен,
И острых мечетей парад.

Они здесь повсюду посажены россыпью,
Аллаха рукой, почитателей поступью
Дорожки протоптаны к ним.
Идут правоверные Бога проведывать,
Спешат благодать от молитвы отведывать,
А мы к ним как птицы летим.

Всё в мире не вечно, всё быстро кончается
Теперь это Турцией всё называется
И нет никаких Византий.
Но хочется верить, народа наследие
Не канет напрасно в прошедших столетиях,
Шар в лузу положит истории кий.
***

Приморский вельможа

Батуми – красавец – приморский вельможа
И Грузия вся на него не похожа,
Он будто Майами – Америки горстка,
Он словно взаймы взял заморского лоска.

Портал от тоннеля до самой границы
Заполнила книги батумской страница,
А в ней выделяется главная зала
Советской поры, старика морвокзала.

Гигантский паук сплёл железную нитку.
Она упирается в неба калитку.
Причалил вагончик – уходит соседский –
В подзорной трубе спрятан берег турецкий.

Иду тротуаром исхоженным прежде.
Ищу старину в своей тщетной надежде.
Пристроиться к морю застройщику лестно,
Но горы не сдвинешь, и людям здесь тесно.

А архитектура – отдельная песня,
То камня культура, нам всё интересно.
Откуда здесь взялись огромные башни?
Мне шепчут, что турки внесли свои башли.

Всё чисто вальяжно светло и красиво
Здесь вышло из моря Аджарское диво.
А счастье вселилось в страну, ту, что с края?
Вот это вопрос, а ответ я не знаю.
***

[Юрий Николаевич]

IMG_0425.jpgIMG_0416.jpgIMG_0587.jpgIMG_0436.jpgIMG_0542.jpgIMG_0448.jpgIMG_0429 - меньше копия.jpg

- - - Updated - - -

Апрелюха

Шемон Перес сказал: «Не желаю я жить в Тель-Авиве,
В Шемонаихе быть со своей я старухой хочу,
И бельё она будет сушить не на вечной оливе,
И подагру лечить мы доверим казаху-врачу.

Мы в соседушках наших хотели б иметь Голду Меир,
Чтоб по пятницам был бы у нас настоящий шаббат
И газонокосилкой мы б бережно резали клевер,
И из улицы Павлика сделали б местный Арбат.

Шемонаиха сказкой была б и для Моше Даяна.
Глаз из люстры хрустальной сварганил б ему окулист
И столица района была бы и сыта и пьяна,
В доме Дружбы работал бы звёздный карикатурист.

Рисовал бы художник простой Шемонаихи лица
Перед ним Он – воинственный Бен Гурион.
Бесконечно могла б эта крепкая ниточка виться
И дивились бы гости на этот кашерный район.

Гроб Господень покоился б в местном нехитром музее
И Щеранский Натан стал б смотрителем вечным его.
Приезжали б сюда казахстанской земли ротозеи
Обрезанье принять и склонить перед дивом чело.

И записку оставить в стене ритуального плача,
И креститься в Убе, будто это река Иордан,
И спокойненько жить неудачи и горя не бача,
Не летать за границу, на полку убрав чемодан.


И тогда Израиль в Казахстан переправил б столицу.
Тель Авив на Убе это очень удачный проект.
В синагогах рождались бы только счастливые лица,
Это лучший из лучших апрелевский эксперимент».