Если это ваш первый визит, рекомендуем почитать справку.
Для размещения своих сообщений необходимо зарегистрироваться.
Для просмотра сообщений выберите раздел.
Ознакомьтесь с информацией для новичков форума. Рекомендуется к обязательному прочтению.
Сегодня начинаю публиковать цикл афганских рассказов. Эта длинная монотонная и страшная война как то схлынула из нашей истории, её как бы и не было, но многочисленные участники тех событий ещё в доброй памяти и могут рассказать много интересного о былой эпопее. У меня есть приятель Александр Кузьмишко, который при малейшем подпитии, становится разговорчивым философом, готовым разложить свою жизнь по полочкам, а в конце наших бесед получается, что эти мифические полочки размерчика небольшого, а вот служба в Советской Армии в рядах ограниченного контингента воюющего в Афгане, превосходит их все в большое количество раз. Вот такие наши встречи и вылились в цикл, который я назвал: «Рассказы от Кузьмишко». С удовольствием предоставляю читающей публике первый из них.
Из Азии в Азию
Этот поезд был не суетен, абсолютно не тороплив, и по-настоящему скучен. В бесконечных степях южного Казахстана он шёл уже четвёртые сутки, основательно останавливаясь на забытых Аллахом полустанках, и пропуская более значимых: длинные составы со всякого рода грузами и поезда скорые, с пассажирами достойными кондиционеров и с презрительными минами взирающих на своих менее удачливых собратьев, покорно уступающих однопутку высшему по иерархии классу развитого социализма. По вагонам унылого поезда повзводно были распределены молодые, только из учебки, солдаты, следующие в отеческую длань тёплого и хлебного города Ташкента, но этот секрет Полишинеля мог уверить только самого доверчивого, для остальных конечная цель была, как пить дать, понятна – Афган.
Война набрала страшную силу, и молодое пополнение должно было влиться в протяжённые по горам и долинам фронты, с усердным постоянством собирающие дань со всего Советского Союза. Уже прошли годы наполненные эйфорией скорой победы, когда казалось, что южное подбрюшие Средней Азии навсегда освобождено от желающих польститься на берега Советов, а опиумный мак проложит себе дорогу в другую сторону. История иногда ошибается наказывая правого и, увы, перемоги в наших военных делах достичь уже было трудно, и новое пополнение должно было залатать дыры от выбывших бойцов, славно отслуживших, или бесславно (разобраться во многих ситуациях, конечно же, трудно) павших за наше общее дело.
Солдаты вперемешку с пассажирами этого края – замес фантасмагорический. Запах хорошо затаившихся портянок смешивался с потом почтенных декхан из-под ватных халатов, и весь этот немыслимый настой передавал колорит путешествия по действительно бескрайней Азии.
Народ маялся бездельем. Смотреть на окружающее уже не было мочи. Кино закрытого окна было столь однообразным, что казалось, будто немощный паровоз тянет свои унылые вагоны каждый день по одной и той же местности, и, в связи с этой монотонностью, даже верблюд, появившийся в поле зрения праздных пассажиров, представлял для них некое зрелище, за которое отвыкший от фиксации чего-либо глаз мог зацепиться. Остановка на глухих полустанках сулила свободу. Сначала намечающаяся заминка в небыстром движении была желанной, но после десяти минут пребывания на жаре и лицезренья всё той же выжженной до горизонта и не дающей зацепок глазу земли, пассажиры снова тянулись в своё временное прибежище – гостеприимную гостиницу, честно не стяжавшую для себя ни одной звезды. Боевое возбуждение воинов за длительное пребывание в бездействии постепенно иссякло. Образовались незамысловатые компании по интересам. Интеллектуалы играли в карманные шахматы, являясь людьми, проводящими время со смыслом, причём проходящие мимо острили избитой фразой: «Лошадью ходи»!
Любители под сурдинку одурманиться «зелёным змием» были самыми организованными и безошибочно находили сподвижников, по-заговорщески сбиваясь в возбуждённые группки. Несмотря на все запреты, эти фаталисты на многочисленных стоянках продавали всё, включая воинское обмундирование. Их вещмешок уже к середине поездки представлял собой нищенскую суму, но его обладатели долго об этом не задумывались, полагая, что война всё спишет.
Счастливые обладатели гитар нещадно рвали последние струны, но когда репертуар из дежурных трёх песен кончался, они, беспомощно оглянувшись, понимали, что остались в одиночестве – пипл искусства наелся. Топтанье в сапогах обретало ноги на вечные паровые ванны. Альтернатива нарисовалась быстро – шлёпанцы, которые в изобилии продавались в станционных киосках. Наша шлёпающая армия представляла собой нечто среднее между цыганским табором и толпой конкистадоров, выменявших у аборигенов диковинные чуни.
Иногда, в жизненную монотонность вялоспешащего вагона какое-то разнообразие вносили пересекающие степь граждане этих местностей. На одном из полустанков в вагон влезла (солдаты подсадили) старая казашка с сопливыми внучко-внуками. Кроме затасканных баулов у неё трепыхался набухший мешок подозрительного вида, который она, устроившись на боковой полке, опростала в первую очередь. Под бодрый гогот соседей-бойцов из мешка с кудахтаньем и отряхиваньем перьев вывалилось пяток рябых и тощих кур, и белоснежный красавец петух, вышедший с большим достоинством. Вся живность была помещена в загончики под боковыми полками, закрыта набитыми сумёхами, как бы спрятана, от административного ока, но, невзирая на все препятствия, куры находили лазейку, и то и дело появлялись в проходе с любопытством кося глаз на окружающую действительность. Но самое интересное случилось под вечер. Одна из несушек вдруг истошно заголосила, захлопала крыльями и явила прямо в проходе беленькое и тёпленькое яйцо. От радости птица не могла успокоиться и после всех бдений смотрела на окружающих с большой укоризной, мол, дело нужно делать, товарищи, корми всех вас здесь нахлебников. Это событие стало легендой, оно быстро передалось по беспроволочному телеграфу, и соседи стали ходить в вагон как на просмотр какого-то чуда. Старуха купалась в лучах славы своей несушки, а дети на ломаном русском, а где не хватало слов показывали, как это чудо произошло. Вагон наслаждался забавным происшествием, пока не подоспела история следующая.
Богатырского вида казах с большим животом и в когда-то белоснежной нейлоновой рубашке маялся своей неприкаянностью. Он стоял в тесном проходе (видимо, сидеть уже не было мочи) оперевшись на поручень и щурил и без того не слишком распахнутые глаза на лето своей отчизны. По проходу шёл оборзевший шкет с зажатой в крепких зубах хорошо раскуренной сигаретой. Заряженный чувством своей лихости, азиат-маломерок явно бравировал, и препятствие виде человеческой глыбы хотел преодолеть, как открывают дверь пинком. Нимало не смущаясь, он толкнул казаха в бок, что означало: ты чего, слон, раскорячился, не видишь, я иду! Массивный пассажир, повернув к побеспокоившему его гражданину осоловелое лицо, медленно стал освобождать щёлку прохода от своей нестандартной фигуры. Куряка, видно сильно торопясь, или не став считаться со столь медленно открывающейся брешью, туда втиснулся. До красна раскуренная сигарета упёрлась в живот вагонного щёголя, и к его изумленью на нейлоновой рубахе начала расплываться изрядная дыра. Казах упёрся вопросительным взглядом в виновника, но тот начал его теснить, пытаясь ускользнуть без выяснения отношений. Обиженный что-то спросил у наглеца по-казахски, тот что-то ответил, наверное, очень обидное на одном из азиатских наречий. Гигант изрядно возмутился. Схватив поджигателя за шиворот, он отвесил ему хорошую оплеуху, отреагировав на которую, строптивец отлетел на добрые пол вагона, потеряв и сигарету, и собственное достоинство. Статус-кво был установлен: первый невозмутимо продолжал смотреть на выжженные травы своей горячей родины, второй сгинул, оставив напоминаньем о себе неприятное послевкусие и тлеющую дыру в немощном теле архаичного половика. Но театр двух актёров на этом не закончился. Через малую толику времени в вагон ворвалась орда маленьких злых и что-то кричащих на варварском наречии соплеменников наказанного шкета. Казах был атакован по всем фронтам, с пола до верхних полок. Неистовая драка велась без всяких правил, руками, ногами, и, казалось, подвернётся момент, резвые зубы нападающих не преминут воспользоваться промашкой и вонзятся в тело противника, закусив его с большой интенсивностью.
Исполин стоял весь в крови как медведь притравленный собаками. В какой-то момент, на секунду, борьба прекратилась, но проснулся человек, мирно спочивавший на второй полке. Поняв откуда шум, он разлепил дремотные веки, и, как-то уж очень хитро изловчившись, врезал ошалевшему казаху кулаком куда-то за шиворот. И Голиаф был повержен. А проснувшийся пассажир, даже не насладившись своим триумфом, снова впал в блаженное забытьё. Напавшие воробьиной стайкой схлынули с тела побеждённого, в момент, растворившись в утробе интернационального поезда.
Казаха подняли. Он сидел растерзанный и какой-то безэмоциональный, как бы приторможенный, снова взирая на свою привычную степь, а обречённое на совместную поездку общество, как ни в чём, ни бывало, снова следовало из Азии в свой конечный пункт, всё в ту же Азию.
***
Последний раз редактировалось Юрий Николаевич; 07-13-2016, 12:05 AM.
писатель... какие азиаты побили казаха? Для повествования все важно. Написано резво, но криво. Если не разбираешься в национальностях, то пиши не нации, а обозначение: "мужчина - женщина".
А в целом неплохо. Но мелкие (вроде ничего не значащие) ошибки портят все полотно повествования, как кетчуп и жирные пятна портят скатерть.
Комментарий