Ностальгия

[jmebel]

)___))) забавно

[Юрий Николаевич]

NORD. Для меня ваше сообщение – побудительный мотив в очередной раз оставить все московские дела, распахнуть край света, раствориться в Серебряном Облаке, и, несмотря на жидкий кофе, и неспешно продвигающуюся живность, повторить виртуально увиденный путь, до необыкновенно манящего меня Лос Яитос. Ну, а после опустошения от череды восторгов, чтобы при расставании, отблагодарённый небольшой толикой заморских денег, убаюканный успехом абориген, попрощался со мной уже хорошо усвоенной фразой: «Д о з в и д а н и я, Р а ш а…».

[Юрий Николаевич]

Кажется, совсем недавно мы с вами начали подборку вещей ещё недавно таких нужных, но в силу исторических обстоятельств, вышедших из обихода.
Сегодня добавим этот незатейливый ряд двумя, уже можно сказать, артифактами.
***
Стиральная доска

Стиральная доска –
Изобретенье века,
Железный тельнячок
Покрыл блестящий цинк.
Смертельная тоска
Стирание «Доспеха»
Какой-то простачок
К дощечке той приник.

И трёт, и трёт, и трёт,
И мыла добавляет –
Один большой кусок,
Где щёлочи сполна.
Бельишку оборот,
Доска предоставляет
Ещё один тирок,
И кончится война.

Затем, доски взамен,
Положат из корыта
Ту стирку в белый таз,
Прополоскав сто крат.
И, вот он, феномен:
Та стирка позабыта,
И трудится за нас
Машинный агрегат.
***
Патефон

Он ушёл с обидой в резонаторе,
Затупив запасы сменных игл.
Звук застыл, как магма в лунном кратере,
Он его тихонько погасил.

И пластинка та, что быстро крутится,
Что как диск атлета тяжела,
На блестящий выступ не опустится,
Потому, что треснула она.

А вторая, донельзя заезжена,
И затёрта, кажется, до дыр.
Пела песню пламенная женщина –
Миллионов признанный кумир.

О любви, такой, что не отвертишься,
И о счастье, упорхнувшем вдаль,
И от боли этой не излечишься,
И навек, поселится печаль.

Чтоб не молкла песнь, крутилась ручечка
Напружинив над пластинкой власть.
Подперев чело, сидит старушечка,
Образ чей, будил когда-то страсть.

Голос сел, как дека с явной трещиной,
На пластинке, даже, стёрся он.
Вам уж не споёт седая женщина,
И умолк старинный патефон.
***

[Ошац]

Кажется, совсем недавно мы с вами начали подборку вещей ещё недавно таких нужных,

О! Каг, ты ошибаешьси, наш старый пердель. Поверь мне на слово, мы здесья, не при чем.

[Юрий Николаевич]

Керосиновая лампа

Керосиновая лампа
Это чудо из чудес.
Рады ей дворец и хата,
К ней особый интерес.

Помню ту, «семилинейку»,
Что светила в потолок,
Озаряя помаленьку
Всё, что видел огонёк.

В ней фитиль молодцевато
Жизнь фитильную играл –
Грелась хлопковая вата
И огонь её съедал.

Коли он сгорал до корня,
Был крутящийся предмет –
Подвернул, и все довольны,
И прибавит лампа свет.

А не станет керосина
Тот светильник закоптит
И шипением не чинным
Огонёчек погасит.

И тогда, пали лучину
Или жирную свечу,
Или пышно взбей перину:
Света нет, я спать хочу.

Милый этот огонёчек
Вечер длил, пока горел,
И, писалось много строчек,
Про счастливый тот удел,

Только лампа позабыта
И потрескалось стекло –
Керосин ушёл из быта,
С ним, и лампу унесло.
***
Готовальня

Готовальня вся в шкатулке тесной
Помещалась не без толкотни.
Вид её блестящий и прелестный
Открывался в будничные дни.


За рабочим кульманом чертёжник
Готовальню утром отмыкал
И готовил умненький чертёжик –
Циркуль все окружья рисовал.

А кронциркуль всё это измерил,
Транспортир расставил по углам.
Он в своё предназначенье верил,
Дело вёл не с горем пополам.

И рейсфедер заполнялся тушью,
Выбрав точно заданный раствор,
И процесс закрадывался в душу,
И работа шла во весь опор.

Ватман озарялся вдохновеньем,
И друг с другом люди ни гу-гу.
Созидатель вёл своё творенье
От старанья, закусив губу.

Он, как мастер, ладил с инструментом.
Готовальней очень дорожил.
Говорил с техническим акцентом,
Чертежом гордился, с ним дружил.

Но родился век коммуникаций,
Готовальня где? Её уж нет.
Чертежи, без всяких апелляций
Захватил всесильный интернет.
***

[Юрий Николаевич]

При выступлении Олега Митяева в Доме музыки, обменялись книгами, повспоминали прошлое. Он рассказал, как из полувекового далека видел свою окраину Челябинска, и что из этого вышло.
Эти экскурсы в историю точь-в-точь совпали с моими казахстанскими, которыми и делюсь с читающей публикой.
***
От будущего шок

Когда-то, давным давно, ещё на заре моей социалистической юности, когда деревья, которые мы высаживали на субботниках ещё не поднялись выше наших макушек, а руда из Верхнеберёзовского рудника наполняла составы так изобильно, что Усть-Каменогорские печи не успевали её переваривать, было время непререкаемой веры в светлое будущее, до которого уже подать рукой, которое будоражило сознание своей неизбежностью, назначая это счастливое время на начало восьмидесятых. Генсек той ответственной поры наставлял граждан Великого государства на созидательный труд во имя процветания земного рая, который должен был именоваться коммунизмом.
Стоя на центральной площади нашего шахтёрского посёлка или маленького, но весьма населенного и зажиточного городка, можно было видеть солидный, но нелепо названный клуб «Цветников». Он был для нас дверью, приоткрытой в культуру, с кинозалом и кружковыми помещениями по скромным интересам. Стоя на его высоком крыльце, можно было рукой подать до недавно высаженного парка, молодые деревья которого только-только стали тянуться вверх после болезненной пересадки.
Справа, возвышалось здание, по местным меркам величественное, с колоннами и портиком, похожее на Белый Дом в заокеанском Вашингтоне. В этом великолепии находились кабинеты управленцев и шахтный профилакторий, а главное, обширная библиотека, которой заведовала моя тётя Тамара, и в которой я был, можно сказать, завсегдатаем. Всё было выстроено добротно, важно, чинно, на века, но мы, в своём максимализме, представляли себе через полвека совсем другую картину, и мечтали, очутившись в другом времени открыть глаза и полюбоваться желанным и притягательным коммунизмом.
И что же? Полвека, что были для нас, тех СССРовских, почти величиной космической, пронеслись, пролетели, промчались, и я уже из этих времён приближаюсь к центральной площади когда-то родного посёлка, чтобы очутиться в сферах нынешней действительности. Символически закрыв глаза в шестидесятых, подъезжая к знакомой площади, для чистоты эксперимента, закрыл их вновь, в предвкушении взрыва восторга от изменений за моё долгое отсутствие.
Мои спутники тормозят машину, выводят меня, мучающегося нетерпением и предвкушением взрыва восторга от увиденного.
И что же? Я наяву вижу разительные изменения. Действительность превзошла все ожидания. Может быть, меня обманули? Привезли не туда? Одурачили? Извратили всё, о чём мечталось в молодые годы?
Местность узнаю по положению ничуть не изменившихся сопок, а вот с устремлениями местного населения жизнь сыграла шутку злую и безжалостную.
От клуба даже не осталось остова. Густой, годами некошеный бурьян овладел территорией некогда солидной, в те годы много значащей постройки. От рудоуправления и библиотеки мне представляется единственный угол, торчащий из зарослей непроходимого кустарника, и только лес, неухоженный, но мощно вставший из наивных веточек нами посаженных, разочарований и горестного ох! не вызвал.
Вот так я побывал в когда-то ожидаемом будущем, тогда казавшемся мне лучезарным, вот таким в Верхнеберёзовке вышел коммунизм.
IMG_8750.jpgIMG_8751.jpg

[KCN]

Эээх батенька скажи спасибо местной власти,что не переименовали твою Родину по многочисленным просьбам местного населения...((

[Юрий Николаевич]

Жизнь многообразна и удивительна. Люди рождаются, каждый проживает, что ему положено, и на каком-то участке времени, как правило, после накопления большого жизненного багажа, немногих, но индивидуумов думающих и анализирующих своё время, настигает сладкая болезнь, вызывающая воспоминания далёкого прошлого. Это и есть её обольстительное Величество, которое принято называть ностальгией.
Полагаю, что стихотворение, которое хочу предложить читающей публике, как раз и подпадает под настроение ностальгическое.
***
Последнее свидание

У дивчины, что мила, вся в горошек кофточка.
А молва её звала усть-каменогорочка.
И платочек беленький скромно накрывался.
Я б в любви немедленно ей тогда признался.

Где мои семнадцать лет? У Ульбы водицы.
Говорил мне мудрый дед: «Не спеши жениться».
Ну, а я о свадьбе пел, в том Муслиму вторя.
Я б женился, был бы смел, и не знал бы горя.

Годы, прямо за войной, и в почёте скромность.
Я уж парень – сам собой не к лицу мне томность.
Всё ж, цветочки ей носил, вот любовь вам, братцы.
У друзей я раз спросил, как поцеловаться?

Помню, мы пошли в поход жить в одной палатке.
В ней был крошечный проход, не сыграешь в прятки.
Здесь у каждого ночлег – карандаш в пенале,
Но, другой палатки нет, нам другой не дали.

Поздней ночью спит отряд, я – напротив Насти.
Мне к костру идти, в наряд – разыгрались страсти.
Я ногою ощутил без носка пять пальцев –
Тот интим горячим был, как в испанских танцах.

Вот и весь души полёт, где любовь звучала –
Уезжал я в этот год, Настя провожала,
В очень дальние края, в городок на море,
Где влюблённость не таят в комплиментном хоре.

Год писал в неделю раз: «Как живёшь, Настасья?»
Тут она отозвалась: «У меня есть Вася!
Всё, что было, ты забудь, я в круженье вальсов.
Шлют привет, не обессудь, голеньких пять пальцев».

Я приехал в этот град – улица, тот домик.
Кто живёт там? Говорят, Вася алкоголик.
Он Настасьин пенсион тихо пропивает.
Обо мне не знает он, впрочем, что он знает?

С болью кликнул, не спросясь, женщину седую.
И она отозвалась, смотрит негодуя,
Кто её от дел отнял? Кто из кухни вычел?
Представляться я не стал, из той жизни вышел.

[RFP]

Блин ЮН, ты даже Настасье не стал нужен. Уехал в свои Московии, а девушку бросил. (тогда наверное и заложилось твоя предательская тоска по дому)
Предатель ты ЮН. По жизни. Родину на блеск столиц променял. Много вас таких. Потом приезжают и кичатся своими достижениями перед местными...
))

[Peresh3]

Блин РФП ты еще тот тупень, стих не о том.

[Юрий Николаевич]

Бельё

Соседка выстирать бельё
С утра решилась,
И у верёвочки с кольём
Расположилась.

С заплатой простыни висят:
Сорочка, лифчик.
Прищепки в воздухе торчат
Строкой кавычек.

Чулок, откапываться рад –
Он чист, как голубь.
И скатерть не таращит взгляд
На стол, что голый.

Пододеяльник вдох набрал,
Он от перины,
Он на верёвке генерал
Не без причины.

Ведь без него не ляжешь спать –
Укрыться нечем.
Его повторно не достать,
Он, видно, вечен.

Гражданка, вывесив бельё
Легко вздохнула –
Вернулась в тёплое жильё
Да и заснула.

А на дворе мороз трещал –
Он не «матросил».
Он, нынче, не озорничал –
Бельё морозил.

Оно, постигло стужи суть –
Не отыграешь,
Захочешь простыни свернуть
Да, поломаешь.

Бельё скрипит, как точат нож,
Оно крепчает.
Его и пулей не пробьёшь
Пока не стает.

А между тем, сосед пошёл
Почистить стайку.
Всё то, что он внутри нашёл –
Вон, без утайки.

Наружу выгнали телка –
Не шёл, бодался.
Он оглядел весь двор слегка,
К белью подался

И, чтоб хозяев стушевать,
Рискнул несмело
И постирушку стал жевать
Расслабив тело.

Он в раз пол-лифчика отъел –
Носочек скушал.
Вреда он делать не хотел,
Не тот был случай.

А тут, хозяюшка белья:
«Ах, бычий потрох!
Разорвала бы я тебя,
Коль был бы порох».

Голик телёнка в бег поверг –
Лишил кормушки.
А на белье торчал ущерб –
Телёнка ушки.

Здесь прачка жёвана белья
Посокрушалась:
«Эх, разнесчастливая я»,
С тем и осталась.

И села латки налагать,
Как к фирме ценник.
А лифчик жаль, ведь негде взять,
Коль нету денег.
***

[Юрий Николаевич]

Желаю беленько тебе

В послевоенном скромном быте
Излишеств не было ни в чём.
Куда ни глянь, хоть палкой ткните,
Плыл, не загруженным, наш чёлн.

А там, где самый юг Сибири,
Где сопки вздыбились ордой,
Необеспеченность, как гирей,
Стяжала жалкий жребий свой.

Простынки, наволочки, пелёнки,
Бельё исподнее, носки,
Тащили бабы и девчонки
Стирать на мокрые мостки.

И поравнявшись дружка с дружкой,
Как преклонив судьбу к судьбе,
Перекликалися подружки:
«Желаю беленько тебе!»

А как стирать, коль мыла нету?
Водой не смыть рабочий пот.
Секрет раскрыт с началом света –
Зола с собой всю грязь возьмёт.

И подоткнув подол повыше,
Трут так, чтоб всколыхнулась грудь.
Чтоб бель из тех стараний вышла
И у белья явилась суть.

Процесс тяжёл и явно долог,
Ведь стирка вовсе не игра.
А бабы – каждая геолог
Хоть молода, иль хоть стара,

Открывши залежь одеяний,
Они новят его в Убе,
И после стирочных стараний
Друг другу: «Беленько тебе!»
***

[Юрий Николаевич]

Патриархальная история

Здесь не спрашивают: «Куда?»
Вопрошают: «Идёшь далёко ль?»
А изба возле ширь-пруда,
И в усадьбе высокий тополь.

И черёмух – девиц фата,
И скрипучий журавль колодца,
И петух, не другим чета,
И бояркой б не уколоться.

Пёс цепной, а глаза добры.
И свободно гуляют куры.
И жильцы тут всегда бодры,
То сельцо, заселив не сдуру.

Для коровы – сухой сарай
А, по-здешнему, если – стайка.
На кровати, перинный рай
На столе – бела теста сайка.

Сор под вечер в углу затих –
Выносить только утром можно.
Перед взором – икон триптих,
Местной моды ковёрчик ложный,

Где два лебедя на воде
Напряглись в поцелуе вечном.
Кот умылся (не быть беде),
И лежит в полусне беспечном.

А на ходиках тяжек груз.
Гирька свесилась, аж до пола.
На столе, возлежит арбуз,
Ранен он ножевым проколом.

И белей бела молоко
В светло карей глазури крынке,
И, чтоб запах витал легко,
За иконой пучок полынки.

Половик фирмы «самиздат»
Пролегает путём – дорожкой.
А на численнике Ленинград,
А в кувшине, компот с морошкой.

Репродуктор чуть-чуть шипит,
Про гектары своё лукавит.
Лук, как в золоте царь лежит –
Воронок за окном картавит.

Здесь сибирский типичный быт,
Коль история выдаст справку –
Тохтамыш здесь когда-то бит
И Мамаю давали правку.

А теперь вот – села простор,
У крестьян полон рот заботы.
И Алтай сюда длань простёр
С постоянным вопросом: «Кто ты?»

А я деда первейший внук,
А для бабушки я – ребёнок,
И сегодня я, сделав крюк,
В дом вернулся, где рос с пелёнок.

Здесь я молод и очень прост,
Здесь летаю, как вольный сокол.
А мне бабушка свой вопрос,
Не куда, а: «Пошёл далёко ль?»

[Юрий Николаевич]

Очень хочется последний – юбилейный год нашего общения, начать с чего-то яркого, запоминающегося, интересного. Это стихотворение венчает цикл стихов посвящённых югу Сибири.
С Новым годом Вас, дорогие мои читатели.
Юрий Николаевич.

Прогулка

Она, в ярком облаке крепдешинном,
С вниманьем глядят на неё мужчины –
Красива, стройна, ей немного лет.
И зонтик из шёлка китайской масти.
Открыт он и лёгок, в её он власти –
Подарок мужа, сомнений нет.

А день обещает быть очень ярким,
Намеревается стать подарком –
Сибири южной типичный день.
От серых глаз теплота исходит,
Она так легко и красиво ходит
И шёлк китайский ей дарит тень.

А май цветёт лебединым цветом.
Сирень склоняется к ней приветом –
Стремясь, быть веткой в её руке.
Уж как всё в мире благоухало,
Всё потому, что пора настала
Шагать свободно и налегке.

Ах, крепдешин! Ах, каблук высокий!
Ах, выход «в люди» не одинокий,
И вдохновенья не занимать.
Я это счастье держал за руку.
Тот наш союз был семьи порукой,
А эту женщину мамой звать.
***

[Кержак]

Юрий Николаевич!
С наступающим юбилеем Усть-Каменогорска!